Семен Эзрович Дуван и Евпатория

СЛОВО И ДЕЛО ГОРОДСКОГО ГОЛОВЫ
ОЧЕРК ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Семен Эзрович Дуван (1870-1957) по праву считается одним из самых ярких представителей городского самоуправления Таврической губернии [1]. Он родился 1 (14) апреля 1870 года в состоятельной, можно даже сказать, аристократической караимской семье потомственного почетного гражданина города Евпатории, купца II гильдии Эзры Исааковича Дувана. Фамилия эта в переводе с караимского языка на русский означает “правитель” [2]. Его мать, Бича Симовна, урожденная Бобович, умерла в 1912 году. Она дочь первого гахама (религиозного главы) Таврического и Одесского караимского духовного правления, утвержденного высочайшим указом от 1837 года. Имя свое С.Э. Дуван получил в память об уважаемом всеми караимами деде по материнской линии - Симе Соломоновиче (скончался в 1855 году), известном больше под именем Хаджи Ага [3]. О нем он, в частности, упоминает в приветственной речи 16 мая 1916 года в честь приезда в Евпаторию Николая II со всем августейшим семейством. Его младший брат Исаак назван в честь деда по отцовской ветви.

Их отец (1844-1906) почти сорок лет - до самой своей кончины - был гласным Евпаторийского Земского Собрания, постоянно избирался в Городскую Думу, последние годы (1903-1906) был гласным Губернского Земского Собрания, членом уездного Врачебного совета. По словам протоиерея Павла Тихвинского, сказанным в уездном Земском Собрании после кончины Э. И. Дувана, “не было ни одного просветительского и благотворительного учреждения, где бы он не был почетным членом, где бы он не приносил пользу” [4]. Помимо перечисленных выше общественных обязанностей Э.И. Дуван состоял почетным мировым судьей, почетным попечителем Евпаторийской мужской и председателем попечительского совета женской гимназий. Все эти должности, следует отметить, не давали никаких материальных выгод, напротив - заставляли откликаться на постоянно возникающие потребности в средствах на общественные нужды. Наиболее дороги ему были дела земства, особенно касавшиеся народного образования. Возможно, это пристрастие объяснялось тем, что он сам не получил высшего образования и, не смотря на благосостояние семьи, рано поступил на службу.

Э. И. Дуван оставил о себе добрую память среди современников чрезвычайно широкой (и нередко анонимной) благотворительностью, в общей сумме составившей около 150 тысяч рублей. Он жертвовал средства на строительство мужской и женской гимназий, на Кирилло-Мефодиевскую церковь при первой из них, на Свято-Николаевский православный собор и многое другое. Своим духовным завещанием он оставил Евпатории 25 тысяч рублей благотворительного капитала и на такую же стоимость два магазина, проценты и доход с которых должны были расходоваться на материальную помощь беднейшему населению города. Не обойдены были вниманием в завещании и Александровское караимское духовное и городское начальное училища, обе гимназии, синагоги, служащие магазинов и т. д. Кроме того, мужской гимназии он оставил личную библиотеку, а также выделил 8,5 тысяч рублей на стипендию в высшем учебном заведении для детей малосостоятельных граждан [5]. В знак особого уважения панихида об усопшем была отслужена по православному, мусульманскому и караимскому религиозным обрядам.

Для увековечения памяти Э. И. Дувана Городская Дума построила богадельню его имени для престарелых, без различия национальности и вероисповедания, стоимостью 14 тысяч рублей. Она была открыта 23 октября 1911 года (ныне административное здание по проспекту Ленина, 38) [6].

Семен Эзрович Дуван вступил на стезю общественной деятельности в конце 90-х годов прошлого века и до смерти своего отца состоял - с ним одновременно - гласным Городской Думы. Он имел за плечами семь классов Симферополькой гимназии, хотя присвоенный ему в дальнейшем чин - коллежский секретарь - в служебной иерархии России как будто предполагал высшее образование. “Караимского образования - сообщает Б.С. Ельяшевич, (т. е. знания родного языка и литературы) - не получил и был воспитан своим отцом в общеевропейском духе” [7]. Как бы там ни было, с 1898 года он гласный Евпаторийской Думы, с 22 мая 1902 года по 18 апреля 1906 года - член (один из двух) Городской Управы. После избрания его в местное самоуправление С.Э. Дуван становится наиболее активным его членом, от него исходят многочисленные предложения, он постоянно выступает с докладами, касающимися различных сторон жизни города; его имя буквально не сходит со страниц документов Думы [8].

С.Э. Дувану до всего было дело и на все находилось время: его одинаково беспокоило как замащивают улицы Евпатории и есть ли деревянные настилы в торговых и ремесленных лавках, где работали малообеспеченные граждане. Он энергично трудился в составе всех комиссий. Уже в 1899 году С.Э. Дуван удостоился первой благодарности Думы за то, что добился вместе с двумя другими гласными в Санкт-Петербурге выделения 250 тысяч рублей, благодаря чему было замощено две трети городских улиц. Его же стараниями в 1903 году были субсидированы правительством средства на сооружение портового мола, однако, этот проект не удалось воплотить в жизнь из-за начавшейся русско-японской войны. Иногда дело доходило и до курьезов: так, при строительстве здания женской гимназии в 1902 году С.Э. Дуван после экспериментов у себя в имении усомнился в прочности гидравлической извести, скрепляющей фундамент постройки. Он настоял на его раскрытии, в результате пришлось подрядчику возместить не предвиденные сметой расходы. В 1903 году Дуван проделал большую работу по полной переоценке для нового налогообложения всего городского недвижимого имущества, в соответствии с генеральным планом города упорядочил частную его застройку, санитарное дело и водоснабжение, провел первые дороги и улицы в дачном районе, улучшил работу базаров [9].

Особенно раскрылись организаторские способности С.Э. Дувана после того, как он стал 3 мая 1906 года Городским Головой. Правда, назначение его прошло не совсем гладко и было омрачено поджогом принадлежавшей ему мельницы [10]. На новом посту проявились и вся широта его взглядов, перспективное - на многие десятилетия вперед - видение проблем развития Евпатории. Достаточно сказать, что лишь в начале 70-х годов нашего столетия город вышел за пределы той планировочной сети, которая была размечена им в начале XX века. Вот образец подлинно градостроительного мышления, подчас так недостающего современным архитекторам!

К началу нынешнего столетия Евпатория состояла из трех районов, резко различающихся по своему архитектурному облику и планировке: восточного - с его кривыми узкими улочками и преимущественно одноэтажной застройкой; западного - относительно небольшой территории на окраине у Шакаевского сада, с несколькими регулярно рас планированными в 90-е годы улицами, и неповторимого, оригинально застраиваемого дачного района. Острая полемика о перспективах развития города наиболее наглядно обозначилась в связи с вопросом о строительстве здания театра. Подавляющее большинство гласных Думы в своих патриархальных представлениях замыкалось в пределах старого города - по сути в черте средневекового Гезлева,- где они и добивались размещения постройки. Однако С.Э. Дуван прочил Евпатории - имея в виду ее уникальные природно-климатические условия и наличие бархатных золотистых пляжей - большое курортное будущее, роль Всероссийской здравницы, “русской Ниццы”. В таком случае новый город не мог тесниться на изначально крошечной территории турецко-татарской крепости с криволинейными кварталами и хаотичной тесной застройкой с населением чуть более 10 тысяч человек. Эта экзотическая часть Евпатории придавала ей своеобразный восточный колорит, но ни в коей мере не могла удовлетворить утилитарные потребности курорта. Современный город должен был развиваться, по мнению Дувана, в западном направлении, в так называемом дачном районе, между Карантинным мысом и Мойнакским целительным озером. Еще в конце XIX века все указанное пространство было распланировано продольными (вдоль берега моря) и поперечными улицами, которые первоначально даже не имели наименования, а обозначались для удобства цифрами.

Для окончательного воплощения обрисованного плана существовало только одно, но весьма значительное препятствие: дачный район Евпатории, возникший в конце прошлого столетия, был оторван от самого города участком казенной земли, чуть более двух тысяч десятин, под названием “Карантинное озеро” (по небольшой лагуне к западу от одноименного мыса, в пределах теперешнего сквера имени Н.В. Гоголя). Поэтому первоначальной своей задачей С.Э. Дуван считал приобретение означенной земли - последней преграды на пути к реализации его градостроительных замыслов.

Для достижения своей цели в кратчайший срок, минуя многие бюрократические формальности, ему пришлось проявить исключительную настойчивость, использовать личные связи с влиятельными членами Государственного Совета, бывшим Таврическим Губернатором В.Ф. Треповым и близким его покойному отцу бывшим председателем Таврического Губернского Земства А.X. Стевеном. 12 апреля 1907 года город за чисто символическую цену - 9 600 рублей, с рассрочкой платежа на 20 лет,- стал владельцем данного пустыря. В знак признательности за бескорыстные труды Евпаторийская Дума единогласно постановила “назвать именем С.Э. Дувана сквер, в котором будет построен театр, и улицу, проходящую мимо санатория ("Приморский" - ныне санаторий имени В.И. Ленина - Сост.) от сквера к берегу моря”, “Я, гг. гласные,- сказал в ответной речи Городской Голова - глубоко тронут высокой честью - названием улицы моим именем. Было бы некоторым жеманством, если бы я стал умалять свои заслуги в этом деле, труд, несомненно, был громадный, но вся честь лежит не исключительно на мне; я исполнил свой долг и, во всяком случае, таким результатом город обязан не мне одному, а нашей совместной работе, ибо, не имея того широкого полномочия и доверия, которые мне дали гг. гласные, я не мог не достичь цели. Итак, Вы видите, что все сделанное является плодом нашей совместной работы. Прекрасно понимаю, что оказываемая мне честь слишком велика. Со своей стороны даю слово, что имя, данное улице, постараюсь носить с достоинством и приложу все усилия, чтобы город, оказавший мне столь высокую честь, никогда в этом не раскаялся” [11].

Такие прижизненные почести были оказаны (впервые в истории Евпатории) не случайно: ведь, помимо ликвидации последних препон в формировании единого городского пространства, уже в последующие два года от продажи под застройку участков новых распланированных кварталов Управа получила 200 тысяч рублей, чем и финансировала строительство театра [12]. Здание последнего было возведено в течение двух лет в 1908-1910 гг. В считанные годы здесь возник и современный район с оригинальными в архитектурном отношении постройками в весьма распространенном в то время стиле модерн. От их владельцев в бюджет города поступило еще 100 тысяч рублей.

Вот как охарактеризованы эти качественные изменения в популярнейшем в России путеводителе Г. Москвича за 1912 год: “Прежде чем перейти к описанию Евпатории, необходимо сказать несколько слов о новой части города, или, вернее, новом городе, возникшем с американской быстротой благодаря прозорливости, энергии и настойчивости бывшего Городского Головы С. Дувана. Город этот - миниатюрная копия благоустроенных европейских городов, сказочно вырос на запушенном казенном пустыре между "стареющим" городом и дачами... Тому же г. Дувану город обязан постройкой изящного здания театра, который высится среди прекрасных новых зданий созданного по-американски города. И какой провинцией кажется теперь старая Евпатория сравнительно с новой!” [13].

Да, действительно, всего лишь за несколько лет в Евпатории произошли поразительные перемены: из захолустного уездного городка она превратилась в настоящий цивилизованный курорт и что самое, пожалуй, важное: особенно зримо обозначились перспективы дальнейшего ее рекреационного развития. Город стал притягательным местом вложения капиталов в недвижимость.

С.Э. Дуван в конце 1909 года, когда уже завершалось строительство главного его детища - городского театра, обошедшегося местному бюджету в 150 тысяч рублей, не считая 30 тысяч пожертвований М.С. Сарача, выступил с еще более грандиозными планами обустройства родной Евпатории, а по существу, окончательного превращения ее в одно из главных в Крыму мест лечения и отдыха.

Для чего, по его мнению, было необходимо следующее: во-первых, сосредоточение в муниципальных руках всех более или менее крупных лечебных учреждений; во-вторых, поднятие до уровня современных требований коммунального хозяйства (проведение столь необходимых Евпатории водопровода, канализации, замощение улиц, устройство трамвая, крытых рынков и т.д.); в-третьих, расширение курортной инфраструктуры (строительство новых гостиниц, лечебниц, курзалов, клубов, организация дешевого питания и многое другое). Следовало также уделить самое пристальное внимание народному образованию: открыть новые начальные школы и расширить обе гимназии. Весьма оригинальной для своего времени была идея сноса скученной и убогой антисанитарной застройки так называемых цыганской и татарской слободок и строительство их нуждающимся обитателям за счет средств от продажи этих участков и городского бюджета на новом, регулярно распланированном месте, небольших типовых домов, переданных затем в полную собственность беднейшему населению. Таким образом, помимо вопросов чисто градостроительных, в Евпатории решалась и ..одна из острейших социальных проблем. Ликвидировался и постоянный источник болезней и эпидемий. Создание здорового приюта обездоленным, но честным труженикам являлось, по мнению С.Э. Дувана, нравственным долгом местного самоуправления.

Для осуществления таких масштабных замыслов потребовалось бы совершить заем в два миллиона рублей - сумма для уездного города с менее чем тридцатитысячным населением немалая, однако, по расчетам Дувана, не только посильная, но и выгодная. К большому сожалению евпаторийцев, эта программа, изложенная Думе в виде отдельного доклада 30 ноября 1909 года, накануне очередных перевыборов членов Управы, была бойкотирована рядом гласных во главе с председателем уездной Земской Управы П.А. Бендебери. Ими бессовестно использовались самые различные формы протеста, начиная от отказа обсуждать вопрос и кончая неявкой в собрание 14 гласных. После повторного, без приемлемого объяснения, отсутствия части из них, несмотря на обычное в таких случаях предварительное уведомление, к некоторым из гласных были применены меры административного наказания; сам же зачинщик был оштрафован, а его протест в канцелярию губернатора был отклонен. Тогда 12 гласных Думы, составляющих чуть менее трети ее состава (всего 44 человека), отказались в ней работать. Местная газета “Евпаторийский вестник” так оценила ситуацию: “Выборы в Городскую Думу еще не начались, но очевидно предвыборная недостойная агитация против Городского Головы уже в ходу”, - и далее: “Недостойная интрига против Городского Головы, основанная на разных доносах, провалилась” [14].

В евпаторийские дела пришлось вмешаться губернатору В. В. Новицкому; на частном совещании (заметьте: не в Думе, а на неофициальном собрании) “гласные от оппозиции жестко нападали и жаловались на действия Городского Головы. Причем последний не оставлял без ответа ни одного замечания, так что не раз обе стороны обменялись резкостями даже при г. Губернаторе” [15]. Кампания по дискредитации С.Э. Дувана была развязана его врагами, несмотря на отсутствие у них своего кандидата: “... и даже много противников Головы (по мнению той же газеты - Сост.) признают, что равного, достойного конкурента он не имеет. Ведь для города было бы нежелательно и вредно расстаться как с нынешним Городским Головой С.Э. Дуваном, так и рядом опытных гласных” [16].

Время распорядилось несколько иначе. На очередных выборах Городского Головы 7 ноября 1910 года, которые губернатор перенес почти на полгода позже для успокоения провинциальных страстей, С.Э. Дуван не набрал необходимого количества голосов (чуть менее половины - 20 "за", 23 “против”, 1 свой) [17]. Его сменил на этом посту А. И. Нейман характеризуемый как человек безличный и находящийся в подчинении у группы гласных [18]. Как потом выяснилось, в соответствии с Российскими законами, Нейман не мог баллотироваться на должность Головы из-за отсутствия необходимого имущества ценза (предоставленное ему право на таковой от караимской общины Евпатории оказалось недействительным). Тем не менее, главной цели недоброжелатели Дувана достигли: он не был переизбран на повторный срок.

Причиной такой перемены послужило не столько негативное отношение к планам С.Э. Дувана по развитию родного города (что отчасти имело место), сколько личная неприязнь к его персоне по весьма различным мотивам. Ведь многие из дувановских замыслов были затем реализованы его оппонентами. Однако воплощение в жизнь наиболее крупных его проектов не удалось по той причине, что ни А.И. Нейману, ни сменившему его М.М. Ефету просто не хватило настойчивости, энергии, да и личных связей Дувана в столице. Вместе с тем, оценивая все сказанное с позиции последующих событий -; первой мировой и гражданской войн - следует с горечью признать: с отстранением С.Э. Дувана Евпатория потеряла исторический шанс сделать новый, качественно зримый скачок в своем развитии как причерноморский курорт. Амбиции группы гласных и нежелание их поступиться своими личными интересами пагубно отразились на судьбе города (к примеру, М.М. Ефета могла не устраивать идея национализации санаториев, так как он был совладельцем Мойнакской грязелечебницы).

С.Э. Дуван был исключительно принципиальным и достаточно независимым от Думы в своих суждениях и в принятии многих решений, всегда отстаивал свое мнение. Примечателен один раскрывающий натуру Дувана случай: после того как уездный Врачебный совет, игнорируя просьбу заведующего городской больницей Б. И. Казаса, провалил на вакантную должность хорошо зарекомендовавшего себя доктора Бобовича, они вместе посчитали для себя обидным и неудобным оставаться далее в таком собрании. Естественно, остальные присутствующие “были поражены нетактичным поведением гг. Дувана и Казаса (первый - Городской Голова, второй - председатель Городской Думы- Сост.), крайне удивлены их неуважением и деспотическим отношением к мнению всего остального совета” [19].

В адрес С.Э. Дувана в изобилии сыпались “всяческие обвинения в диктаторстве, в неразборчивости средств в борьбе со своими противниками” [20], в том, что он “превратил общественное самоуправление в управление единоличное” [21]. Вместе с тем, никто не мог - даже его личные враги - отрицать, что Дуван пробудил Евпаторию от спячки. По меткому, но справедливому замечанию корреспондента газеты “Одесский листок”, Дуван - “человек с размахом, который скорее пригоден для Москвы, чем для маленькой Евпатории” [22]. Помимо приведенных выше характеристик на страницах газеты “Евпаторийские новости” и журнала “Караимская жизнь” он назван “человеком интеллигентным, гуманным, горячо привязанным к родной гимназии, где в свое время воспитывался сам, а ныне воспитываются его дети” [23].

Являясь одним из самых состоятельных граждан в уезде, представителем одной из самых знаменитых караимских фамилий, С.Э. Дуван находился на службе не ради жалованья, а по призванию, с желанием принести как можно больше пользы родному городу. Свое кредо он изложил следующими словами: “... я люблю Евпаторию, люблю так горячо, гак только можно любить родину. Я верю в светлое будущее Евпатории и твердо уповаю, что будущее это не за горами, ибо зерна, брошенные на евпаторийскую почву, попадают на почву благоприятную” [24].

Большинство нелицеприятных отзывов С.Э. Дуван заслужил уже после оставления поста мэра. Вот что послужило тому причиной. Группой гласных Думы, среди которых были врач Б. И. Казас, действительные статские советники: директор мужской гимназии А.К. Самко, И. И. Ефимов, нотариус Б. А. Коптев и другие, была затеяна (конечно, не без ведома Дувана) двухлетняя тяжба, в результате которой в декабре 1912 года указом императора и постановлением Сената были отменены распоряжения Таврического Губернатора и А. И. Нейман был освобожден от занимаемой должности. Такие действия вызвали порицания у некоторой части караимской общественности, поскольку, по их мнению, наносили ущерб престижу всей общины. Данная история, безусловно, не лучшим образом сказалась на репутации самого Дувана, хотя он и действовал строго в соответствии с законодательством. Так, несмотря на избрание его Евпаторийской Думой членом Портового присутствия, губернатор это решение не утвердил. Более того, гахам С.М. Пампулов отказался в июне 1911 года подписать поздравительный адрес Дувану, оставив без внимания, таким образом, настоятельную просьбу депутации из восьми именитых граждан.

Не обошлось без эксцессов и при передаче полномочий Дуваном своему преемнику. В январе 1911 года, когда А. И. Нейман уже более месяца был официально утвержден в должности, Дуван созвал Думу, “в коей именовал себя Городским Головой” [25]. В результате разбирательства выездная сессия Одесской судебной палаты признала его виновным в превышении своих полномочий и приговорила к денежному штрафу в 25 рублей, который и был немедленно уплачен [26].

Оставаясь рядовым гласным, С.Э. Дуван проявил необычайно бурную активность. 15 февраля, спустя две недели после упомянутого неприятного для него случая, отчасти с целью как-то реабилитировать себя в глазах соотечественников, при обсуждении программы празднования 50-летия Великой реформы - отмены крепостного права в России - он предложил возвести в городе библиотеку имени императора Александра II Освободителя, указав на наиболее подходящее для нее место - восточная сторона Театральной площади. Конкретизируя свои предложения 25 февраля, Дуван высказал пожелание построить и оборудовать библиотеку полностью за свой счет (11—12 тысяч рублей), пожертвовав при этом для ее собрания 500 собственных книг. Данное учреждение, окончательной стоимостью в 25 тысяч рублей, было передано в собственность управы 29 октября 1913 года. Тогда же Дума вынесла решение поместить на здании надпись: “Сооружено на средства гласного Городской Думы Семена Эзровича Дувана”. Но открытие библиотеки состоялось лишь 19 июля 1916 года уже после того, как Дуван был повторно избран главой управы. Средства на ее содержание были ассигнованы местным бюджетом не сразу, в основном из-за противодействия нового Городского Головы М.М. Ефета (1913-1915), сменившего “низложенного” А.И. Неймана [27].

Сторонникам Дувана - так называемым “дуванистам” (как их не без иронии называла местная газета) - удалось взять реванш на вскоре состоявшихся выборах председателя Земской уездной управы. 26 сентября 1911 года на эту должность - вместо все того же П.А. Бендебери - с перевесом всего лишь в один голос был избран С.Э. Дуван [28]. И хотя “бендеберисты” (по терминологии той же газеты) добились отмены их результатов, на повторных выборах 23 ноября 1912 года он вновь опередил своего главного конкурента и 5 января 1913 года был утвержден на пост губернатором [29].

19 января того же года С.Э. Дуван был избран в действительные члены Таврической ученой архивной комиссии, состоящей из известных в России ученых и общественных деятелей [30].

На выборах гахама Таврического и Одесского духовного правления 8 октября 1912 года С.Э. Дувану была оказана честь быть председателем собрания депутатов от караимских общин.

“В бытность Председателем Земской Управы,- как было записано в памятной записке о С.Э. Дуване, составленной в 1916 году в собственной канцелярии Российского императора,- выстроил ряд образцовых школ, больниц, агрономических пунктов и показательных полей; много и с пользой работал по землеустройству; поднял в уезде улучшение скотоводства, коневодства и овцеводства устройством образцовых конюшен и случных пунктов и распространением в уезде наилучших племенных производителей... Устроил по всему Евпаторийскому уезду телефонную сеть”.

В земских делах он проявил себя также созданием на пожертвованные братьями В. Б. и С. Б. Тонгурами 120 тысяч рублей начальной сельскохозяйственной школы в урочище Кара-Тобе (ныне Прибрежненский техникум) с закреплением за ней 500 десятин земли, где Дуван состоял также председателем Наблюдательного комитета. Больших трудов стоило не только добиться выделения такой территории, но и убедить жертвователей средств в целесообразности размещения подобного заведения не в городской черте, а в уезде. С.Э. Дуван возглавлял также комиссию по народному образованию. В начале 1912 года он организовал в северной столице кампанию по сооружению железной дороги Джанкой - Евпатория. Однако тогда это не удалось практически осуществить.

На последующих муниципальных выборах 25 сентября 1915 года гласные Думы выдвинули на пост Городского Головы одного кандидата - С.Э. Дувана, который и был избран подавляющим большинством голосов (33 против 7). Тем не менее группа постоянных недоброжелателей во главе с М.М. Ефетом по чисто формальным признакам опротестовала голосование по вопросу о размере жалованья мэру, а заодно и сами выборы. Этим они ничего не достигли: через месяц при повторном голосовании гласные вновь отдали предпочтение тому же самому кандидату [31], а 6 ноября он был утвержден в должности губернатором, что потребовало от него досрочно —с 18 декабря - сложить с себя полномочия председателя Земской управы [32]. В столь тревожное военное время иных желающих взвалить на себя все бремя ответственности и занять этот пост просто не оказалось. Тогда Семен Эзрович не мог еще знать, что ему не суждено пробыть полный срок в должности, а чуть менее чем через два года придется навсегда покинуть родину.

Накануне выборов - 21 октября - осуществилась долгожданная мечта евпаторийцев: по инициативе Таврического губернатора Н.А. Княжевича город был соединен железной дорогой с Симферополем через Сарабуз (теперь ст. Остряково) [33], после чего сразу возрос престиж курорта. В немалой мере тому способствовало решение его императорского величества от 13 мая 1915 года о сооружении в городе у Мойнакского озера Всероссийской грязелечебницы имени цесаревича Алексея. Выбор места для лечебного учреждения в значительной степени стал результатом предыдущей деятельности и самого Дувана, направленной на возвышение Евпатории. В мае 1914 года, на несколько месяцев раньше, чем в губернском центре, в ней было открыто трамвайное движение. Причем направление первого маршрута, по которому трамвай передвигается до настоящего времени, предложил Дуван.

Вновь избранная управа оказалась в исключительно тяжелом положении, прежде всего из-за обязательного сокращения расходов на местные нужды в ходе продолжающейся войны. Вспомним также, что после вступления 16 октября 1914 года в войну Турции Евпаторийский международный порт был полностью закрыт. Это сразу породило в городе безработицу: до 400 человек - на 27 - тысячное население. С другой стороны, в 1916 году, в связи с закрытием для российской публики европейских курортов и открытием железнодорожного сообщения, Евпаторию посетило 40 тысяч отдыхающих вместо обычных 10-15 тысяч. В лазаретах и госпиталях города находилось большое число раненых, что накладывало особый отпечаток на деятельность управы. Можно, конечно, понять Дувана, который в такой ситуации был лишен возможности осуществления большей части своих планов. Но и в таком тяжелом положении он изыскал средства и, наконец, открыл построенную им же библиотеку имени Александра II (ныне имени А.С. Пушкина).

Ему удалось реализовать и другой свой замысел. Еще в начале строительства библиотечного здания С.Э. Дуван планировал создание при нем научно-исторического музея [34]. Повод не заставил себя долго ждать. В середине 1916 года в связи с предполагаемым строительством грязелечебницы на берегу Мойнакского озера, там, где ранее велись раскопки, в управу обратились члены Императорской археологической комиссии Л.А. Моисеев и профессор Санкт-Петербургского университета М.И. Ростовцев с обоснованием необходимости проведения тут охранных археологических исследований и об организации в Евпатории местного музея. Оба предложения получили полную поддержку со стороны мэра: в первую очередь за счет управы - с целью пропаганды среди населения бережного отношения к памятникам - была опубликована отдельной брошюрой записка столичного ученого [35].

Вот как отозвался о С.Э. Дуване в своем письме в Археологическую комиссию от 9 сентября 1916 года историк и археолог М.И. Ростовцев, ставший вскоре всемирно известным: “Евпатория растет неудержимо и через год-два ни одного из участков, ныне еще находящихся во владении города и не застроенных, уже не будет. Между тем теперь как раз городское управление, и главным образом Городской Голова С.Э. Дуван, пойдет всецело навстречу делу расследования, как мне удалось убедиться из личных переговоров с С.Э. Дуваном.

Вещи, добытые раскопками, должны были бы остаться на месте и положить основание Евпаторийскому Музею древностей. Помещение для них уже имеется в изящном здании библиотеки. Я не сомневаюсь в том, что С.Э. Дуван и городское самоуправление не остановятся и перед постройкой особого здания для Музея, если только будет чем этот Музей заполнить" [36].

Л. А. Моисеев на средства города (1200 рублей) и Археологической комиссии (2533 рубля) провел в Евпатории раскопки, в ходе которых, наконец, удалось установить точное местоположение античного города Керкинитиды. Археологические находки, как и предполагалось, стали основой коллекции создаваемого музея (ныне Евпаторийский краеведческий музей). Более того, Городская Дума приняла постановление о необходимости проведения раскопок “с целью отыскания античных остатков во всех тех местах городской территории, где будут производиться какие-либо постройки” [37] (подобное условие, к сожалению, строго не исполняется в Крыму до сих пор).

За время своей государственной службы С.Э. Дуван занимал многие общественные посты, прежде всего те, на которых ранее находился его отец. С 1906 года неоднократно избирался гласным Евпаторийского уездного Земского Собрания, почетным попечителем мужской гимназии, попечителем Евпаторийской земской больницы, попечителем Евпаторийской школы-санатория для глухонемых, с 1907 года - председателем попечительского совета женской гимназии, одним из трех губернских земских гласных от Евпатории (1909-1912, 1915-1917), с 1902 года - директором Евпаторийского тюремного комитета, с 1904 года - членом Таврического отдела Российского Общества Красного Креста, почетным мировым судьей (1911-1917), членом раскладочного присутствия (1905-1909), с 1914 года - председателем Евпаторийского уездного комитета помощи раненым воинам, с 1916 года председателем библиотечного совета и т. д. Без преувеличения можно сказать, что не было таких общественных организаций, которые бы Дуван не возглавлял или хотя бы в них не участвовал. Эти должности не сулили никаких материальных благ, а, наоборот, требовали жертвования собственных средств для ликвидации постоянно возникающих затруднений. Причем Дуван всегда откликался на такие запросы.

Например, он “своими ежегодными взносами дает возможность учебному начальству пригласить из-за границы “сокола” для правильной постановки физического воспитания наших детей, то принимает на свой счет обмундирование и командировку на Высочайший смотр 15 учеников, он же на личные средства экипировал всех служащих, привел в надлежащий вид обширный запущенный двор гимназии и, вообще, всегда и во всем весьма близко принимает к сердцу все нужды и интересы родной “alma mater” [38]. Вспомним, к месту, какими прекрасными атлетами изображены старшеклассники в автобиографическом романе выпускника Евпаторийской мужской гимназии Ильи Сельвинского “О, юность моя”.

За свою общественную и государственную деятельность С.Э. Дуван был награжден орденами св. Анны 2 и 3 степени, св. Владимира 4 степени, медалью Российского Общества Красного Креста, Романовским знаком отличия 2 степени [39], а королем эллинов Георгием 1 ему был пожалован серебряный крест Греческого королевского ордена св. Спасителя за ассигнование Думой под его председательством пяти тысяч рублей на строительство греческой Свято-Ильинской церкви в Евпатории. Российский император разрешил принять эту награду. В знак благодарности Дуван пожертвовал строительному комитету указанного храма 400 рублей наличными и роскошную бронзовую люстру стоимостью 500 рублей [40].

С.Э. Дуван в Евпаторийском уезде был крупным земельным собственником: ему принадлежала расположенная в 25 верстах к северу от города экономия (ныне село Лушино Сакского района), включавшая в себя 4 015 десятин земли общей стоимостью чуть более 400 тысяч рублей. Большая часть данного имущества (около 2 500 десятин земли) ему с братом досталась по наследству, которое было разделено между ними по “миролюбивому” соглашению 13 марта 1913 года лишь после смерти их матери. Кроме того, в общем управлении братьев осталось имение при деревне Джалчак, состоявшее из 722 десятин земли [41].

Экономия Дувана отличалась образцовым ведением хозяйства, специализировавшегося в селекционном овцеводстве и коневодстве. На земской выставке сельского хозяйства в октябре 1911 года в Евпатории он получил золотую медаль за овец каракулевой породы и серебряную - за лошадей своего конного завода [42]. На 1 Всероссийской выставке овцеводства в Москве, в сентябре 1912 года, его имение было награждено золотой медалью [43]. Рачительность была фамильной чертой Дуванов: в 1903 году на аналогичной выставке в Евпатории его отец также получил награды за овец, коней и группу рогатого скота [44]. В 1894 году Э. И. Дуваном была открыта первая паровая мельница, которую обслуживало свыше 30 наемных рабочих (позже ее наследовал старший сын). Причем оплата труда и условия содержания на мельнице были таковы, что когда в мае 1905 года на ней появились рабочие с завода Кацена с требованием присоединиться к забастовке, то встретили полный отказ, и лишь угрозы со стороны последних заставили прервать работу. Дуван - интересно это отметить - склонял предпринимателей и рабочих к обоюдному согласию [45]. Спустя ровно год - 27 мая 1906 года - съехавшиеся почти со всей европейской России для найма на полевые работы крестьяне (оплата труда в Крыму была выше, чем в их родных губерниях), подстрекаемые агитатором от социал-демократической партии М. П. Немичем, разбили на базаре четыре подводы отсутствующего в тот момент в городе помещика Симона Дувана и дотла сожгли принадлежавшую ему мукомольную мельницу. Поскольку она не была застрахована, то прямой убыток составил более чем сто тысяч рублей. “Спустя два дня после этого названный Немич в сопровождении двух других лиц явился к Евпаторийскому Городскому Голове (то есть к тому же Дувану - Сост. ) с письменным требованием от имени какого-то комитета выдать безработным хлеб и освободить из тюрьмы политических заключенных” [46].

Любопытную версию разгрома привела “Южная народная газета”: “Странная эта история с пожаром. Ни один из рабочих не проникал на мельницу, а между тем огонь охватил ее сразу и пар из котлов оказался выпущенным. В городе говорят, что поджог устроен черносотенцами с целью, с одной стороны, использовать возбуждение толпы для погрома, с другой - отомстить Дувану за утверждение его Городским Головой. Но это все слухи, пока ничем не подтверждающиеся” [47].

В самом городе С.Э. Дувану принадлежало несколько зданий: прекрасно выполненный в стиле модерн доходный трехэтажный дом (построен в 1907—1908 гг.), прямо напротив православного Свято-Николаевского собора, с одноэтажным флигелем во дворе для собственной семьи, прибрежная фамильная дача “Мечта” (1900 г.) и вилла “Кармен” (1911 г.) с дешевыми номерами для сдачи отдыхающим. Кроме того, он вместе с несколькими другими гласными Думы скупал те участки городской земли, которые, по их мнению, в дальнейшем пригодились бы для курортного развития Евпатории с целью последующей уступки данной территории городской управе за ту же цену, поскольку у последней не находилось средств для их приобретения самостоятельно. Все городское имущество Дувана оценивалось накануне первой мировой войны в 7 тысяч рублей; из них недвижимость на 8 тысяч рублей находилась в совместной с его братом собственности [48].

С.Э. Дуван был хорошим семьянином: его супруга Сарра Иосифовна (урожденная Кальфе) родила ему пятерых детей: трех сыновей (Иосифа, Сергея и Бориса) и двух дочерей (Анну и Лизу, в замужестве Будо и Гелелович). Все Дувановское семейство успело своевременно выехать за рубеж.

Особого разговора заслуживает вопрос о взаимоотношениях С.Э. Дувана с царской фамилией. Он дважды представал перед императорской четой в составе депутаций органов управления Таврической губернии 5 сентября и 1 ноября 1909 года [49]. В последний из обозначенных посещений он был всемилостивейше пожалован портретом наследника царевича и великого князя Алексея Николаевича. Во время приема в Ливадии 5 ноября 1913 года Николай II находился в необычайно благоприятном расположении духа, что было вызвано благотворным воздействием Сакских грязевых ванн на здоровье наследника. Поскольку же Саки располагались в пределах Евпаторийского уезда, который как председатель Земской управы и представлял С.Э. Дуван, то император был .особенно любезен с ним. Дуван обратил внимание монарха и на целебные свойства Евпаторийских грязей, морского купания и песчаного пляжа, а также на необходимость прокладки к городу железной дороги [50]. По всей видимости, он упомянул о занимаемой им прежде должности и кратко обрисовал основные результаты свой предыдущей деятельности.

Колоритная фигура сорокалетнего мужчины в расцвете творческих сил, можно предположить, запомнилась государю. Во всяком случае, спустя две недели, 22 ноября, во время аудиенции для Городских Голов губернии, царь поинтересовался у М. М. Ефета, давно ли тот состоит на посту и кто был его предшественником [51].

16 апреля 1915 года С.Э. Дуван - в должности председателя Земской управы - вновь был представлен императрице и преподнес ей альбом с видами Евпатории [52]. Его появление в Царском Селе было вызвано тем, что Александра Федоровна для организации военного лазарета остановила свой выбор на Евпатории. В тот же день она отписала супругу в Севастополь: “Там есть грязи, солнце, море, песочные ванны, Цандеровский институт, электричество, водяное лечение, сад и пляж поблизости. 170 человек, а зимой 75 - это великолепно.

Я хочу попросить Дувана, который там выстроил театр, улицы и т. д. быть зав. хоз. Княжевич (Таврический губернатор - Сост.) думает, что он может помогать материально” [53]. Нетрудно догадаться, с чьих слов дан такой лестный отзыв о Евпатории.

После назначения Дувана заведующим Приморским санаторием, превращенным в госпиталь имени Александры Федоровны для раненых воинов, он еще несколько раз посетил Царское Село; по крайней мере, Государыня вспоминает о нем в пяти своих письмах [54]. Вероятно, именно с содержанием лазарета связана продажа им одного из своих имений. Вскоре, 26 августа 1915 года, за труды по мобилизации С.Э. Дуван был награжден орденом Св. Владимира 4 степени.

В мае 1916 года Дуван принимал в Евпатории любимую фрейлину ее Величества Анну Вырубову. “Городской Голова Дуван,- писала она в своем дневнике,- дал мне помещение в его даче, окруженной большим садом на самом берегу моря; здесь я прожила около двух месяцев, принимая грязевые ванны” [55]. Незадолго до этого - 24 апреля - город был обстрелян немецким крейсером “Бреслау”. Необходимость оказать моральную поддержку жителям Евпатории, расположение в городе госпиталя имени императрицы, содержащегося за счет ее личных средств, планируемое строительство здесь Всероссийской Алексеевской (в честь цесаревича) грязелечебницы и, наконец, тот факт, что в данный момент там отдыхала Вырубова,- все вместе взятое способствовало посещению курорта монаршей четой. Они провели в Евпатории почти целый день 16 мая 1916 года (с 10 до 18 часов).

Николай II с семейством посетил достопримечательности уездного города: православный собор в честь святого, имя которого носил монарх, где хранились русские хоругви времен Крымской войны и где был отслужен молебен с провозглашением многолетия царскому дому, державе Российской и русскому воинству; затем они побывали в ханской мечети, караимской кенасе и проехали на автомобиле по городу. В санатории имени Александры Федоровны государь вручил награды выздоравливающим воинам, прогулялся пешком по Дувановской улице к морю, где живо интересовался способами лечения на пляже и применения песочных ванн. Их особы наведались также и в земскую уездную больницу. Сам Дуван при встрече на вокзале произнес приветствие от имени города, преподнес хлеб-соль и ее величеству от населения Евпатории - в старинной арабской шкатулке с инкрустацией из слоновой кости 30 тысяч рублей на нужды раненых [56]. Всю вторую половину дня августейшие особы провели на прибрежной даче Дувана “Мечта”, где в это время отдыхала А. Вырубова. Вот как она описала события того дня: “Встреча в Евпатории была одна из самых красивых. Толпа инородцев татар, караимов в национальных костюмах, вся площадь перед собором - один сплошной ковер розанов. И все это залито южным солнцем. Утро их Величества посвятили разъездам по церквям, санаториям и лазаретам, днем же приехали ко мне и оставались до вечера; гуляли по берегу моря, сидели на песке и пили чай на балконе. К чаю местные караимы и татары прислали всевозможные сладости и фрукты. Любопытная толпа, которая все время не расходилась, не дала Государю выкупаться в море, чем он был очень недоволен. Наследник выстроил крепость на берегу, которую местные гимназисты обнесли после забором и оберегали как святыню” [57].

Соответствующая запись появилась и в личном дневнике царя: “В 7 час. утра прибыли в Евпаторию, когда я еще спал. В 10 час. вышли из поезда и, приняв депутацию, поехали в город. Погода была теплая, серая и ветреная. Посетили собор, мечеть и кенасу караимов, которую также посетил Александр Павлович в 1825 г. Затем осмотрели лазарет Аликс - приморскую санаторию с ранеными из Ц. Села. Прошел с Алексеем к морю и осмотрел ванны. Побывали еще в земской уездной больнице и вернулись в поезд в час с 1/4. После завтрака отправились запросто в город в дальний его участок на дачу, занимаемую Алей. Дети резвились на берегу на чудном песку, хотелось выкупаться, но воздух был прохладен. Выпив у нее чаю, приехали в поезд в 6 1/4 уехали из Евпатории. Город производит очень приятное впечатление и надо надеяться, разовьется в большое и благоустроенное лечебное место” [58].

“Акционерное общество А. О. Дранков и К.” (Петроград-Москва) сняло фильм под названием “Прибытие Его Императорского Величества государя императора с августейшей семьей в Евпаторию”, в котором отражены основные моменты этого памятного дня и который нам удалось обнаружить в Центральном госархиве кинофотодокументов. В нем без труда можно распознать С.Э. Дувана, Таврического губернатора Н. А. Княжевича и других представителей местного самоуправления.

В память о поездке в Евпаторию в семейных альбомах Романовых появилась серия любительских фотографий, где запечатлены царствующие особы и А. Вырубова, главным образом на берегу моря, на даче Дувана “Мечта” (к сожалению, не сохранившаяся до наших дней) [59]. На них мы видим отрешенное от будничных забот и государственных дел августейшее семейство, отдыхающее на песчаном берегу и в утопающей в зелени усадьбе. Лишь только на лице государя заметна усталость, вероятно, от не покидающих его мыслей о судьбе России. Несколько таких снимков воспроизведено в недавно опубликованной книге “Романовы и Крым”: встреча на вокзале, в военном лазарете, три - у моря [60].

Вероятно, тогда же Николай II подарил С.Э. Дувану золотой портсигар с бриллиантовым гербом. Государь дважды поблагодарил Городского Голову за прием, в третий раз это от его имени сделал Таврический губернатор и, наконец, с ближайшей станции прислала телеграмму императрица. Никто из них не мог догадываться, что династии Романовых осталось править менее года. Так случилось, что именно Евпатория оказалась последним местом в Крыму, по которому ступала нога российского императора перед тем, как расстаться с любимым им полуостровом навсегда.

В середине июня Александра Федоровна по просьбе Вырубовой передала супругу какую-то бумагу от Дувана, за что царь поблагодарил фрейлину [61]. Содержание документа, к сожалению, нам неизвестно. Кроме того, в июле того же года государыня императрица соизволила представить С.Э. Дувана к высочайшей награде вне правил. Однако при существующей тогда системе ему было лишь зачтено “в действительную государственную службу время вольнонаемных занятий, проведенное по Евпаторийской Городской Думе с 21 февраля 1898 по 21-е февраля 1904 г.”

Столь подробное изложение отношений провинциального уездного служащего с царской семьей лишний раз подтверждает, что такие деятельные люди, как Дуван, могли вплотную приблизиться к правящему дому. Сам по себе этот факт достаточно примечательный, для нас же он имеет еще и другой аспект. С конца XIX века профессиональная работа в земстве и городском самоуправлении приравнивалась к государственной службе с присвоением гражданских чинов. Сроки выслуги в низших званиях были установлены в три года. Как Городской Голова Дуван получил 19 мая 1907 года самый последний в табели о рангах чин коллежского регистратора, 31 мая 1910 года - губернского секретаря, а 13 ноября 1915 года - коллежского секретаря (соответственно XIV, XII и Х чины) [62]. Столь низкое его положение в служебной иерархии империи само по себе, несомненно, было достаточно унизительным для личности такого масштаба (многие преподаватели гимназии, к примеру, являлись коллежскими советниками, а ее директор - действительным статским советником). Этот факт был абсолютно верно подмечен собственной его императорского величества канцелярией при рассмотрении прохождения государственной службы С.Э. Дуваном. Правда, после милости Александры Федоровны, выразившейся в зачете шести лет службы, он мог быть произведен в VIII чин коллежского асессора, но его Дуван не успел получить.

На повторных выборах в Городские Головы в баллотировочном листе, напротив фамилии С.Э. Дувана, значится - личный дворянин. В бюрократической системе Российского государства это соответствовало титулярному советнику, до которого, как известно, он не дослужился. Но в таком случае остается единственный путь достижения отмеченного ранга - по собственному распоряжению императора. Не будет большим преувеличением предположить, что личное дворянство было предоставлено Дувану сразу после того, как он стал заведовать санаторием имени Александры Федоровны. Благодаря этому в эмиграции Дуван мог поставить перед своей фамилией частицу “фон”.

Чисто семейной традицией Дуванов была забота о беднейшей части городского и уездного населения. С.Э. Дуван, безусловно, придерживался либеральных взглядов. Особенно сказанное проявилось в полемике с его оппонентами, возглавляемыми председателем уездной Земской управы П.А. Бендебери. Последний, являясь выразителем интересов крупных помещиков и землевладельцев (по размерам своего состояния Дуван тоже входил в их число), любил часто повторять: “Гимназия - не для бедных, - не богадельня; учеников, не имеющих возможности вносить плату за право учения - вон, иначе я всю слободку приведу в гимназию” [63].

Напротив, С.Э. Дуван всячески поддерживал и по мере сил содействовал стремлению низших слоев, особенно крестьян, к образованию. Он настаивал на получении ими не только среднего, но и высшего образования [64]. Приведем одно из наиболее характерных его высказываний в Земском собрании: “Правда, главная цель земства - забота о начальном образовании, но из этого не следует, что не надо идти навстречу желающим продолжить образование. Они своим трудом поблагодарят нас за это. Это один из самых благородных видов займа и одолжения” [65].

Дувана, в отличие от Бендебери и ему подобных, абсолютно не коробило то, что вместе с детьми малосостоятельных людей в одной гимназии и за одними партами занимаются его собственные дочери. Еще в 1906 году, будучи председателем родительского комитета, он заступился за прогрессивных преподавателей, отрицательно охарактеризовал личность директора гимназии и настоял на его смене [66].

Неудивительно поэтому, что именно по инициативе представителей от крестьянства - в знак признания его исключительных заслуг перед земством - в ноябре 1915 года была утверждена стипендия имени С.Э. Дувана в 350 рублей в год “для обучения детей крестьянства Евпаторийского уезда с тем, чтобы лицо, получившее стипендию, начав образование в среднем учебном заведении, закончило бы его в одном из высших.., предоставив право назначения стипендиата пожизненно С.Э. Дувану” [67].

Просматривая подшивки дореволюционных газет и материалы заседаний Городской Думы, Земского собрания и всевозможных комиссий, невольно ловишь себя на мысли, что в период отсутствия Дувана в городе (то ли он в отпуске за границей, то ли в отъезде в столицу по общественным делам) жизнь в Евпатории становилась скучной и бессодержательной, местные газеты малоинтересными. И главная причина не столько во вполне естественном стремлении периодической печати освещать для обывателей скандальные истории и думские диспуты, сколько в том, что без него не ставились в повестку дня и, следовательно, не обсуждались наиболее важные и злободневные проблемы, рассчитанные на длительную перспективу предложения. Суть всей этой кипучей деятельности Дувана - забота о дальнейшем процветании любимой им Евпатории, превращении ее из патриархального глухого уголка в европейский курорт. Только за десятилетие - с 1905 по 1916 годы - городской бюджет возрос более чем в пять раз (с 147 308 до 782 332 рублей), а значит, несравненно выросли возможности города и благосостояние его населения. В этом достижении значительна доля трудов и забот С.Э. Дувана. Однако поступательное развитие Евпатории было надолго прервано разыгравшимися в скором времени событиями.

Февральская революция, отречение Николая II, падение монархии в России явились, по всей видимости, глубоким потрясением для С.Э. Дувана. Он не смог подавить свои эмоции, вдруг осмыслить свершившееся и поэтому, вероятно, не присутствовал на двух заседаниях Евпаторийской Думы (4 и 6 марта), где оглашались телеграмма господина Таврического губернатора об образовании Временного правительства, Манифест императора от 2 марта и великого князя Михаила от 3 марта.

Тем не менее, в очередном заседании Евпаторийского самоуправления С.Э. Дуван эмоционально приветствовал свершившуюся бескровную революцию, которая очистила государство от “сгнившего в самих основах своих самодержавного строя” и призвал гласных до созыва Учредительного собрания добросовестно исполнять возложенные на них обязанности [68].

В соответствии с распоряжением Временнего правительства, 16 июля 1917 года прошли досрочные демократические и прямые выборы новых гласных Думы, в результате которых был почти полностью обновлен ее состав. Вместо известных врачей, например, М.М. Ефета и Б. И. Казаса, архитектора А.Л. Генриха, владельцев доходных домов и гостиниц Е.К. Нахшунова, К.Г. Бейлера и других опытных служащих, чье право занимать это место определялось имущественным цензом, тут оказались никак ранее не проявившие себя активисты, в основном из партии социалистов-революционеров, мусульманского политического бюро, партии народной свободы и других более мелких организаций, включая социал-демократов. Правда, и С.Э. Дуван - чьи заслуги перед городом трудно было отрицать - прошел совместно с И. Б. Шишманом по списку внепартийной деловой группы, в народе просто именуемой “дуванисты” [69]. Причем его компаньон стал уездным комиссаром Временного правительства.

На первом же заседании нового состава Думы 1 августа 1917 года в своей вступительной речи Дуван приветствовал демократический состав вновь избранного собрания, подчеркнув, вместе с тем, добросовестное отношение к исполнению своих обязанностей предыдущих гласных. Они, несмотря на тяжелые условия старого режима и войны, удовлетворительно решили вопросы о продовольственном снабжении, о помощи семьям призванных в действующую армию (так называемых запасных).

Евпатория оказалась и в лучшем, по сравнению с другими городами России, финансовом положении, хотя с началом войны Евпаторийский торговый порт практически бездействовал. С.Э. Дуван выразил благодарность за плодотворную работу всем городским служащим.

Председателем Городской Думы избирается представитель лидирующей фракции эсеров. Этот новоиспеченный лидер - некто М.П. Могилевский - заявил, что необходимо привлечь к работе местного самоуправления “все живые силы демократии в лице Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов”. Сразу вслед за этим С.Э. Дуван, ссылаясь на расшатанное здоровье, слагает с себя обязанности как Городского Головы, так и только что подтвержденное звание гласного. Сняв с себя украшавшую его грудь цепь, он покидает собрание. Его работа в новом “революционном” составе Думы вряд ли была возможной. Время таких общественных деятелей, как С.Э. Дуван, безвозвратно ушло. Теперь выборы на должность проходили по партийным спискам, а не определялись личными качествами претендентов.

Новый руководитель Общественного собрания, судя по сохранившемуся в архиве списку гласных, с особым удовлетворением вымарал жирным красным карандашом фамилию только что избранного (в 19-й раз подряд!) С.Э. Дувана, прорвав при этом от остервенения лист бумаги насквозь. Впервые в делопроизводстве местного самоуправления появились глоссы такого бросающегося в глаза цвета - излюбленного колера всех советских руководителей последующей эпохи.

Спустя несколько дней - 10 августа - на должность Городского Головы был избран от той же партии социалистов-революционеров бывший технический секретарь Городской управы П. В. Иванов, а четыре остальных места распределены между кандидатами от фракции эсеров, социал-демократов, мусульман и сионистов [70]. Начался новый этап Российской истории.

Вероятно, вскоре после описанных событий С.Э. Дуван, распродав часть своего имущества, эмигрировал за границу. Однако точной даты его отъезда пока нам установить не удалось. Последний раз его имя встречается в периодическом органе Евпаторийского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов - в газете “Революцион-ная Евпатория” от 5 октября 1917 года, где экономии С.Э. Дувана и нескольким другим владельцам рекомендовано на четверть повысить оклад сезонным рабочим [71].

К счастью, его уже не оказалось в Евпатории в начале 1918 года, когда в течение 14—18 января красными матросами из Севастополя была устроена настоящая резня офицеров и всех состоятельных, с их точки зрения, горожан; всего было замучено 300 человек [72]. Среди погибших в тревожные январские и последующие за ними февральские дни оказались бывшие гласные Думы И.А. Коптев, В.Н. Мамуна, Ф. И. Василькиоти, А.А. Бояр, К. А. Антонов [73].

Во “избежание совершенного расстройства городского хозяйства” Крымское краевое правительство, по представлению М.А. Сулькевича (тогда министра МВД, а несколькими днями позже - его председателя), 22 июня 1918 года принимает постановление о созыве Городских Дум старого, то есть дореволюционного состава, о чем было сообщено телеграммой бывшему Городскому Голове С.Э. Дувану. Однако его уже не оказалось не только в Евпатории, но, вероятно, и в России [74]. Старший сын Дувана Иосиф - поручик кавалерии- в годы гражданской войны, по всей видимости, сражался против большевиков.

Нам не обойти вниманием уже упоминавшийся выше роман И. Сельвинского “О, юность моя!”. И хотя это произведение художественное, в двух из главных его персонажей - Володе Шокареве и его отце - всякий, кто более или менее знаком с историей Евпатории, без особого труда распознает представителей Дувановской фамилии. Сказанное становится вполне очевидным как из описания внешнего вида Шокарева-отца (“тучный широкоплечий мужчина с густым могучим голосом”), так и из конкретных эпизодов, которые до сих пор помнят старожилы. Наши предположения подтверждаются, когда мы узнаем, что все остальные действующие лица книги названы своими настоящими именами и фамилиями, лишь с небольшими вполне понятными искажениями, например: предводитель уездного дворянства Сеид-Бей Булатов (вместо Саид-Бей Булгаков), Сарыч (Сарач), Синани, Казас, Самко и, наконец, актер и владелец гостиницы “Дюль-бер” Дуванов-Торцов. Столь подробный перечень реальных и поименованных людей в таком небольшом городе, как Евпатория начала XX века, - хотел того автор или нет, - сужает круг возможных претендентов на образ старшего Шокарева до одного конкретного человека - владельца крупной экономии, доходных домов и дач, миллионера. Таковым тогда мог быть только С.Э. Дуван. Правда, нам удалось обнаружить в местной газете упоминание в Евпаторийском уезде экономии Софрона Шокарева [75]. Однако он, судя по списку оценки частного имущества в городе, таковым там не обладал.

С.Э. Дуван единственный, равно как и его отец, пользовался в Евпатории репутацией филантропа. Слово это отложилось в памяти гимназиста И. Сельвинского, и он невольно приложил его к характеристике интересующего нас персонажа. Последние сомнения отпадут, если мы учтем, что автор и сам намекает нам на вполне конкретное лицо, наделив отца его друга отчеством Семенович.

К сожалению, данный образ, не укладывающийся в традиционные классовые стереотипы, заставил писателя слишком далеко отойти от действительности. Отсюда, волею или неволею, он значительно преувеличил личное имущество Дувана-Шокарева, человека несомненно далеко не бедного, но и не обладавшего 15-миллионным состоянием и собственными кораблями, а тем более принадлежащими Городской управе Момайскими каменоломнями. С другой стороны, в романе умалчивается всем хорошо известный вклад Дувана в благосостояние города, хотя в нем неоднократно упоминаются библиотека, театр, новый район Евпатории. Да и не благодаря ли стипендии имени отца Дувана сам Илья Сельвинский и главный персонаж романа Леська Бредихин имел возможность учиться в той же гимназии? А своей физической подготовкой - умением боксировать и бороться - Сельвинский обязан чеху Поспешил” - тому самому “соколу”, которого выписал из-за границы и содержал С.Э. Дуван.

Несмотря на то, что автор нередко утрирует мотивы поступков Шокарева, конкретные его действия не вполне соответствуют сложившемуся в социалистическом реализме образу капиталиста-угнетателя: это и полная доступность семьи Шокарева, как впрочем, и Дуванова-Торцова, для рыбацкого сына, и то, что они спасли его дядю (шкипера, захватившего вместе с командой их собственный корабль) от тюрьмы, а красноармейца Леську - от расстрела, и многое другое. И, наконец, полностью искажен случай с доставкой в Евпаторию целого корабля с зерном. В реальности событие это произошло не в 1918 году и не при таких обстоятельствах, как рассказывает автор. В голодный 1921 год супруги Гелелович - дочь Дувана Лиза и ее муж Сулейман - снарядили в родную Евпаторию за свой счет целое судно с продовольствием, чем спасли не одну жизнь своих сограждан, а сами, между прочим, остались без средств к существованию.

Стоило ли так подробно останавливаться на художественном произведении? Ведь нельзя отказать автору вправе на создание собирательного образа. Разумеется, если бы не были документальны приведенные в книге факты его собственной биографии, что создает иллюзию правдивого исторического повествования, а, по существу, в узко партийных интересах искажает реальность. Возможно, чувство некоторой некорректности по отношению к рассматриваемому нами персонажу, противоречащее его юношеским воспоминаниям, побудило И. Сельвинского дать ему - единственному в романе! - вымышленное имя.

О заграничном, протяженностью в сорок лет, этапе жизни С.Э. Дувана - с 1917 по 1957 годы - мы почти не осведомлены. Этот период - следует сразу оговориться - был тяжелым испытанием для Дувана. По довоенным воспоминаниям известного сейчас египтолога С.И. Ходжаш, урожденной евпаторийки, чьи родители погибли в годы немецкой оккупации, она в детстве видела одну из эмигрантских газет, в которой говорилось, что бывший евпаторийский Городской Голова нуждается в жилье и в питании. Трудно было предполагать, что столь состоятельный человек, как Дуван, мог оказаться в такой нужде. По всей видимости, основные его средства были вложены в недвижимость (землю, доходный дом и санаторий), которые после октябрьского переворота, естественно, были национализированы, лишив их владельца источника существования [76].

Тем не менее, и находясь за границей, Дуван предпринял ряд действенных мер, имевших исключительное значение для всей караимской народности. В связи с новым, дискриминационным по отношению к евреям законодательством фашистской Германии, С.Э. Дуван в сентябре 1938 года предпринял поездку в Берлин, где обратился с двумя письмами - от 5 сентября и 10 октября - к министру внутренних дел. В данном вопросе ему оказали всемерное содействие Русское Доверенное эмигрантское Бюро и епископ Берлинский и Германский Серафим. 5 января 1939 года на имя Дувана из Государственного Расового Бюро пришло разъяснение, в соответствии с которым караимский этнос не отождествлялся с евреями ни по вероисповеданию, ни по расе. Таким образом, еще до начала второй мировой войны было отрегулировано юридическое положение караимов в Германии [77]. Поскольку же основные места расселения караимов, в том числе и караимской эмиграции, оказались в зоне нацистской оккупации (Польша, Франция, СССР), эта малочисленная народность, насчитывающая всего несколько тысяч человек, была спасена от полного физического уничтожения по национальному признаку. Невозможно в таком случае переоценить заслуги С.Э. Дувана перед своим народом и человечеством. Он нисколько не заслуживает брошенного ему Б.С. Ельяшевичем упрека в пренебрежительном отношении ко всему родному, национальному и в слепом подражании всему европейскому [78].

С.Э. Дуван скончался 5 февраля 1957 года в Болье-сюр-Мер (Приморские Альпы) во Франции; погребен по православному обряду. Всю вторую половину жизни он мечтал возвратиться на родину и не терял такой надежды до самого последнего вздоха. В своем завещании, составленном в июне 1950 года, С.Э. Дуван просил наследников при первой же возможности перевезти в Евпаторию его останки и похоронить рядом с отцом, если ему лично самому не суждено будет возвратиться на родину (того же желала его дочь Лиза). “Верю,- писал он,- что рано или поздно Россия избавится от большевиков и в этом случае будет восстановлена как нормальное государство”. Дуван желал, чтобы на вилле “Кармен” в Евпатории (ныне прибрежный корпус санатория имени В. И. Ленина) по возможности было устроено образцовое общежитие с пожизненным содержанием для стариков. Из завещания С.Э. Дувана мы узнаем о существовании рукописи с его воспоминаниями, с которыми, к сожалению, возможности познакомиться не представилось.

Во Франции жили его дети, а сейчас продолжают жить внуки и правнуки. У них есть все основания гордиться своим выдающимся предком.

Наше повествование будет не полным, если мы не вспомним о И.Э. Дуване-Торцове (Торцов - театральный псевдоним младшего брата С.Э. Дувана) (1873-1941). В 1896 году он окончил юридический факультет Киевского университета, в 1901 году был зачислен присяжным поверенным Киевского судебного округа. Однако адвокатскую карьеру И. Э. Дуван оставил и стал играть в театре. С 1904 по 1910 годы он - антрепренер и режиссер театров в Вильно и Киеве. В 1911 году приглашен актером в Московский Художественный театр К. С. Станиславского. В случае необходимости Торцов сам финансировал театральные постановки, всегда принимал самое активное участие в благотворительных (особенно на нужды Евпатории) представлениях. Снимался в кино - в Киевском ателье “Художественный экран” и Одесском - у К. Боржова, преподавал в драматической школе. В 1919 году он эмигрировал сначала в Болгарию, а затем в Англию, где в Лондоне создал свою драматическую студию. Погиб, попав под колеса автомобиля, в столице Британского Королевства. И.Э. Торцов - личность, заслуживающая отдельного очерка [79].

Как видно из всего вышеизложенного, все представители Дувановской фамилии,- безусловно, неординарные люди. Представитель старшего поколения был популярным земским деятелем и, как назвал его журнал “Караимская жизнь”, филантропом; его сыновья оставили весьма заметный след - старший на поприще созидания Евпатории курорта, младший - сценического искусства и синематографа. Всех их отличала особая ответственность перед своей малой родиной, желание сделать ее более процветающей и красивой. И сейчас почти на каждом шагу все напоминает о них: театр, в котором выступали столичные труппы и сам Торцов, напротив - библиотека имени Александра II, начинающаяся от Театральной площади Дувановская улица с санаторием “Кармен” в ее прибрежной части, красивейший в городе доходный дом С.Э. Дувана у Свято-Николаевского собора и, наконец, не сохранившиеся, но запечатленные на всех дооктябрьских и довоенных открытках театральная гостиница “Дюльбер” Торцова и дача С.Э. Дувана “Мечта”, где на морском берегу отдыхали новоявленные православные святые - семья последнего российского монарха. Да только ли в этом их заслуга! Около шестидесяти лет Евпатория, сама того не подозревая, развивалась в рамках перспективы, которую в свое время наметил С.Э. Дуван. Все, что он делал, преследовало отнюдь не узко национальные интересы, а было рассчитано на все население города, без различия вероисповедания и национальности. В этом - одна из самых удивительных черт маленького караимского народа.

Печатается по: С.Э. Дуван "Я люблю Евпаторию…"
Слово и дело Городского Головы.
Составители: Кутайсова М. В., Кутайсов В. А.
Издательство "Южногородские ведомости", Евпатория, 1996 г.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

ПРИМЕЧАНИЯ